Истинно арийский попаданец [СИ, с иллюстрациями] - Гера Греев

Пол месяца почти непрерывных допросов, сначала на «странице», а, затем, даже не дав прийти в себя от эгрегорного отторжения, на «подложке», в подвалах страшного НКВД.

Хотя надо признаться — подвалов никаких не было, пытать его тоже не пытали…

Все было намного хуже — чистая уютная комната; сервированный чайный столик; вежливый, опрятно одетый офицер, около которого сидел переводчик и, где-то рядом, в соседней комнате сильный ментат, туземка.

Профессиональный разведчик Эндо Корэтика, как никто другой понимал — ментат туземец, на «подложке», это перекрывало все остальные составляющие грандиозного провала.

За двенадцать лет, прошедших с первого зарегистрированного перехода, «обложка» не знала ни одного случая, когда маг с соседних страниц смог бы не только сохранить свои способности, но даже просто выжить как личность, попав в их мир. (полковник не имел информации о посещении его мира «гуру» — приквел — «Стажер и Лада»)

Допросы шли тщательные, неторопливые, без каково ни будь демонстративного давления.

И, при каждой попытке утаить информацию, недоговорить или солгать, немедленный ментальный посыл — «не надо» …

Последствия, если он пытался ослушаться были предельно неприятные — разум сразу начинал тонуть в мутной пелене.

Полковнику вполне хватило одного такого эксперимента.

Вопросы были достаточно нейтральные — казалось допрашивающие скорее интересовались самим Эндо и проверяли какую-то уже известную им информацию.

Более того, в ментальном отклике туземки чувствовалось скорее сожаление, как к вполне достойному человеку, который по глупости попал в неприятную историю.

А теперь этот полет.

Привезли на береговой аэродром; сопровождающий офицер отвел его в отдельно стоящее строение, где его следователь пил чай, судя по всему, с хорошо ему знакомым японским чиновником. Передал тому какой-то портфель. Затем посадка на японский гидроплан, стоящий в акватории порта в окружении еще нескольких русских и японских патрульных машин.

Сопровождающий чиновник в мундире министерства внутренних дел на все вопросы вежливо улыбался, но говорить с лицом, «подлежащим сопровождению», категорически отказывался.

Полковник еще раз посмотрел вниз.

Очень знакомая бухта!? Ах да — остров Хонсю, где-то около Хиросимы.

Собственно говоря, город под крылом и есть довоенная Хиросима.

Странно, на «подложке», в этом городе не было каких либо значительных административных структур или объектов под контролем военной администрации — так, тихий провинциальный городишко, с едва ли двумястами тысячами жителей.

Очень странно, что его привезли сюда.

Гидроплан мягко скользнул по глади бухты и гул моторов оборвался.

У причала, прибывших ждал закрытый кабриолет и тюи[42] с шофером.

Знакомый тюи — адъютант его Великого предка.

Полковника как неодушевленное лицо посадили в машину и, вежливо улыбаясь и говоря взаимные любезности, передали из рук в руки портфель.

Полковник стиснул зубы — В чем дело!?

Так могли бы относится только к сото-но хито[43]!

Адъютант его превосходительства сел в машину, на переднее сиденье и она тронулась по набережной.

Машина неспешно катила по улицам города, лавируя между ранних прохожих и велосипедистов.

Полковник почти не смотрел по сторонам, напряженно пытаясь оценить возникшую ситуация.

Происходило что-то странное и явно не укладывающееся в заранее отработанную им бессонными ночами, после многочасовых допросов схему.

Собственно и сами допросы не укладывались в его представление ни об этом времени, ни о противодействующих ему силах.

Если бы на допросах пытали или хотя бы угрожали — это было бы понятно, но вот такое, вполне умеренное и вежливое любопытство, причем, в основном, к нему самому!? Это не укладывалось ни в какие логические рамки!

Машина резко вильнула, объезжая какого-то крестьянина, толкающего тележку полную зелени.

Эндо брезгливо покосился на грязную мостовую, по которой неспешно шлепали не менее грязные, босые крестьянские ноги.

… Какое убожество.

Он помнил Хиросиму совсем другой — пусть несколько провинциальным, но вполне современным японским городом.

Как здесь все могло бы измениться, если бы не эти проклятые русские!?

Зачем они передали его японской стороне? В чем заключается интрига!? На какие скрытые силы внутри Японии смогли опереться русские спецслужбы, противодействуя Великому Плану?

Полковник еще раз оглядел внутренности машины — пустое заднее сиденье и он на нем единственный пассажир; опущенные стекла, через которые мягко гулял свежий утренний ветерок; невооруженный шофер и адъютант министра, нейтрально откинувшийся на переднем сидении.

Больше всего это походило на провокацию или на то, что его хотят демонстративно «поставить на место», как нашкодившего кадета!?

Машина выехала на какой-то мост.

Эндо внимательно пригляделся, пытаясь сориентироваться, затем инстинктивно напрягся, узнавая место.

Бывший музей коммерции — «Атомный Дом».

Символ катастрофы и позора Японии, о котором его поколение предпочло забыть.

Машина въехала во двор музея и полковника, также молча, провели в небольшой чайный павильон, где его ожидал министр.

Тихо подошла служанка и поставила перед ним чашечку кофе.

Эндо сжал губы — намек был более чем понятный.

Разведчик внимательно оглядел помещение и стол.

Ничего особенного и никого постороннего.

На столе, около генерала лежали серая казенная папка с грифом «Кио ку мицу!»[44] и, между плотно прижатых к столику ладоней пожилого военного, три черно-белые фотографии, которые тот внимательно рассматривал.

Одну из фотографий Эндо Корэтика узнал сразу, потрясенно поднял голову и посмотрел на вид который открывался из окна павильона.

Корэтика Анами тяжело вздохнул и, не отрывая взгляда от купола здания, возвышающегося напротив него, мрачно процитировал –

«….Все что могло сгореть — сгорело полностью.

80 тысяч человек погибли на месте и реки были полны трупов.

На тех, кто были подальше, сгорела одежда и кожа, кто-то из них сгорел заживо под обломками своих домов, многие сумели встать и пойти, поползти, обгорелые, голые, с кожей, свисающей лохмотьями, и пальцами, с расплавившимися ногтями, превратившимися в длинные белые сосульки.

140 тысяч человек получили серьезные дозы радиации и умерли к концу года …»